Эх, кошки-собаки…

   Многих, кому довелось тесно общаться с животными или длительное время наблюдать за ними, наши братья меньшие порой ставят в тупик своими выходками. И некоторые люди уверены: причуды зверей и птиц (тех же попугаев) можно объяснить только тем, что те – создания думающие. Рождается, мол, у такого создания в голове чудная идея – вот оно и чудит. Особенно склонны превозносить разумность своих питомцев любители домашних животных.  Порой они доходят в этом до абсурда, наивно смеша знакомых просто-таки легендарными сказаниями.

   Да, вымыслов (в том числе литературных) о животных гуляет по свету множество. Однако и без подобных россказней забавного и удивительного в поведении животных - сколько угодно. Лично я тоже думаю, что это – по крайней мере, в значительном числе случаев – объясняется именно тем, что животные мыслят, и никак иначе. Хотя, конечно, «очеловечивать» их не следует: мы одни, они – другие, и это вовсе не помеха нашему взаимопониманию.    Однако это порой мешает людям понимать своих младших собратьев. Ведь культ домашнего любимца может разбаловать его настолько, что безобидный пёсик или котик превращается в настоящего домашнего тирана. Однако чаще «культ» оборачивается различными неудобствами, которые хозяин нечаянно доставляет своему питомцу. В частности, «очеловечив», скажем, любимую собаку, хозяин невольно прилагает усилия, дабы вынудить псину вести себя соответственно -  «по-человечьи». Хотя бы для того, чтобы знакомые убедились: рассказы хозяина – не выдумка (на самом деле выдумка): вон, видите, какой он у меня? Почти как вы… Какому порядочному, да даже и непорядочному псу такое понравится? Не говоря уж о знакомых.    Но, повторю, интригующего в поведении животных хватает и без всяких придумок. Нижеследующие истории – именно такие: невыдуманные и с интригой.    Одна семья, в связи с переходом её главы на новое место работы, поменяла место жительства: из Волоконовки переехала в Ивню. Переехала вместе с ними и кошка по кличке Сима, которую гораздо чаще звали просто Симка или Симочка. Замечу, что было это во времена, когда сотовых телефонов не то что не было, но они ещё и не предвиделись, так что к сим-картам кличка отношения не имеет никакого.    В самой Ивне семья, опять же, пару раз переезжала с места на место. И Симка – с хозяевами. Никаких недоразумений из-за того, что, мол, «кошки к дому привыкают», не было: эта кошка привыкла к людям и в каждом новом доме чувствовала себя вполне комфортно.    Время от времени, как положено, Симка приносила котят. Котят раздавали (пристраивали), а одну кошечку оставили себе: не станет Симки, будет ей замена. Назвали Марыськой. Однако Симка прожила ещё долго, и получилось, что в доме живут две взрослые кошки. И котят обе приносят. Нередко и у той котята, и у другой. Ну да ничего: дом – свой, с чердаком, с садом-огородом, с летней кухней и другими надворными постройками. Словом, кошкам было где разгуляться и разместиться – даже с котятами.    Правда, хозяевам хлопот прибавилось с делом пристраивания котят – но справлялись: Симка и Марыська соседям и знакомым нравились, были прямо какими-то кошачьими знаменитостями, и котят от них разбирали охотно. А кто уже «их» котёнком (котят они растили и воспитывали сообща) обзавёлся, рекомендовал родственникам и знакомым. Иногда – в близлежащие деревни.    Но это всё присказка, а теперь, как говорится, сказка начинается, точнее - самая главная часть были.    Симка состарилась, приносить котят перестала, и решили хозяева оставить котёнка (тоже кошечку) от Марыськи: привыкли уже, что две кошки, пусть так и будет. Симки не стало, а кошек по-прежнему – две. Так же приносят котят, так же тех разбирают, так же мама и дочь совместно воспитывают своих чад. Потом – не знаю уж когда – стало три взрослые кошки в этом доме (вернее – в домовладении). А ещё через сколько-то лет процесс в некоторой степени вышел из-под контроля хозяев.    Короче, с 90-х в доме живут три – четыре кошки. (Котов хозяева не оставляли, сыграло роль то, что «котят-мальчиков» забирали охотнее). Живут почти свободным прайдом. В том смысле, что организуют свою «уличную» жизнь самостоятельно. За эти годы в прайде сменилось несколько поколений, и среди «кошек прайда» наблюдались весьма различные типы характеров и поведения. Некоторые кошки были совсем ручные, домашние. Другие в руки не давались, в дом заходили редко, исключительно  на кухню – перекусить. А третьи в дом – ни ногой, то бишь лапой. И людей стороной обходили. «Дички», да и только.    Это не значит, что они были совсем дикими: чердак, подвал, летняя кухня ими посещались, там хозяева выставляли для них еду. Хозяев знали, признавали, на зов прибегали (клички знали) – но «близкого контакта» избегали. Надо отдать хозяевам должное: котят они всё также пристраивали. Теперь спрос на «котят прайда» поддерживался не только тем, что представители этого кошачьего клана отличаются (как считалось со времён Симки) сообразительностью. Появилась у них и репутация неутомимых охотников на мышей и даже истребителей крыс.    Котят, как и раньше, взрослые кошки (мамы-тёти-бабушки) воспитывали сообща. Первый из случаев, который меня привёл в изумление, связан как раз с котёнком.    Очередной раз у одной из кошек прайда появились котята, и всех их раздали. Остался один, последний, причём – котик, не кошечка. Желающие взять его были, он был уже давно «занят» - просто ждал своего часа. Час настал, и новые хозяева забрали котёнка на новое место жительства. Новое место жительства было на соседней улице, тоже в частном доме. И вот две старшие кошки установили дежурство возле этого дома. Сменяли друг друга день, другой, третий... Иногда дежурили вместе. Дождались, когда новые хозяева выпустили котёнка во двор и, занявшись своими делами, от него отвлеклись, и тогда кошки увели котёнка назад, в «родное гнездо». «Старые» хозяева этому возвращению удивились и решили: раз уж привели – пусть остаётся. Так в кошачьем клане впервые появился кот – а то всё кошки да кошки.    Второй случай тоже связан с этими же двумя «кошками-атаманшами». Неизвестно по какой причине, но затаили они злобу против соседского (со двора через забор) кота. И вот однажды пробрались на «его» двор и вместе дружно, то есть как бы по предварительному сговору, на него набросились. Изодрали так, что бедолага неделю после взбучки находился «на постельном режиме». Не знаю как кто, но я до того не слышал, чтобы домашние кошки оказывали друг другу поддержку в деле защиты-нападения.    Да и что мы знаем о том, какие они? Мы-то их видим дома, да мельком – на улице. А как живут «в естественных условиях» - не ведаем. А когда прямо в доме образовался настоящий вольный кошачий прайд, появилась возможность наблюдать кошек именно в этих самых естественных условиях. Да и то: некоторые эпизоды вольной кошачьей жизни были замечены, а подавляющее большинство событий всё равно прошло мимо внимания людей. Не станут же они дневать-ночевать вместе с кошками. Для этого самим надо быть кошками. Или хотя бы котами.    Когда-то, в смутные 90-е, довелось мне какое-то время поработать в ведомственной охране одного белгородского предприятия. Большинство сотрудников охраны были отставные милиционеры или военные. Из бывших милиционеров были также начальник и заместитель начальника охраны. Собственно, они-то штат и формировали. И начальник охраны, и его заместитель некогда служили в исправительном учреждении, которое белгородцы называют по месту расположения – «Сосновка». Естественно, что костяк охраны тоже составляли бывшие «сосновцы».    Все «сосновцы» питают слабость к собакам – работа у них такая, собаки – партнёры: помогают нести караульную и конвойную службу, стеречь заключённых. В «Сосновке» есть и собачий питомник. Начальник и замначальника нашей охраны тоже собак любили. И поговаривали, что для охраны предприятия нужна служебная собака, желательно – немецкая овчарка.    В конце концов руководство с ними согласилось, на территории (вблизи от проходной и караульной) построили вольер. И вот в вольере появился жилец – крупный кобель, звали его Диком. Дик был не немецкой, а восточно-европейской овчаркой. В принципе это практически одно и то же, только восточно-европейские овчарки крупнее немецких. И стал Дик тащить с нами лямку. С ним было, действительно, веселее. Ночью – спокойнее, а главное – просто как-то уютнее, душевнее. Все охранники к нему относились хорошо, и само присутствие Дика вносило и в отношения самих дежурящих охранников дополнительный заряд благожелательности. Я научился извлекать из наличия пса, так сказать, личную выгоду. Брал Дика и шёл в обход «по внешнему периметру». Дойду до облюбованной полянки (рядом была лесополоса), прилягу на травку. Дика отпущу прогуляться, потом привяжу к дереву. Он тоже приляжет – и дремлем на пару. Часок-полтора скоротаем – и назад.    А вот «охранное начальство» Дик разочаровал. Точнее – огорчил, а ещё точнее сказать – озадачил. Дело в том, что Дик, в общем-то, совсем не злой, скорее добродушный пёс, не хотел признавать ни начальника, ни его зама. Что они только не делали: и еду в вольер его собственноручно приносили-ставили, и ласково с ним по полчаса, подойдя к вольеру, беседовали. Дик – ни в какую. Пока пёс ел принесённую кем-нибудь из них пищу, он ещё позволял принесшему (начальнику или заму) постоять рядом и даже погладить себя по загривку. Как только всё съел и миску вылизал – рычал, скалился и клацал на того зубами. Уверен: если бы после таких намёков человек не покидал вольера - и укусил бы. Одна из попыток зама погладить Дика, не обращая внимания на его угрозы, чуть тем и не закончилась: едва успел руку отдёрнуть, но рукаву досталось – с края рукава ткань Дик прокусил.  Оказалось, что Дик просто не любит начальников. Высокопоставленные должностные лица, от бригадира и выше, попадая в поле зрения Дика,  вызывали у него мгновенный приступ ярости.    Открыли мы это не сразу, а когда открытие было сделано – стали предпринимать специальные меры безопасности, чтобы, чего доброго, не случилось беды. Особенно внимательны охранники стали после того, как недосмотрели приступа агрессии собаки. Один из дежуривших сотрудников шёл в караулку, ведя Дика на поводке. Дело было утром, как раз прибыл автомобиль генерального директора. И директор зачем-то (что делал крайне редко, а может быть, тот раз был единственным) зашёл к начальнику охраны, кабинет которого находился напротив караульного помещения. Гендиректор, наведавшись к начальнику, как раз выходил на улицу – а тут товарищ с Диком. И Дик бросился на него… Охранник среагировал, удержал поводок, и в результате Дик лишь на мгновение упёрся лапами в грудь генерального, да ещё успел оскалиться и рыкнуть тому в лицо. Но и это было, сами понимаете, ЧП.    Надо отдать должное «охранному начальству»: оно Дика отстояло, уговорив гендиректора пса «не увольнять». Да и охраннику, его так неудачно подведшему к дверям проходной, как говорится, ничего не было. Случайность, рок – человек-то причём? На его месте мог оказаться любой другой его коллега. Начальник охраны и его зам по-настоящему любили собак и к Дику «безответно» привязались. Тем более у охранников график работы был «сутки – трое», то есть круглосуточно дежурили каждый четвёртый день, а три отдыхали. А начальник и зам – каждый день на работе, и почти каждый день выкраивали время для попыток установления дружбы с Диком. К тому же зам был почти профессиональный собачник: у него была «супружеская пара» французских бульдогов, так что он занимался разведением собак этой породы.    Естественно, что такая особенность в характере Дика вызывала много разговоров, её обсуждали, это был вечный повод для шуток. Самая расхожая шутка – та, что Дик к руководству относится «с пролетарской ненавистью». Особенно интриговало то, каким образом пёс различал начальников и «рядовых». То, что одежда не играла при этом роли, было ясно. А ничего другого мы придумать так и не смогли. Остаётся предположить, что Дик распознавал руководителей по каким-то – возможно, незаметным для человеческого глаза – нюансам их поведения. Ради справедливости надо отметить, что все «ненавистные» Дику должностные лица относились к нему вполне лояльно, ответной неприязни к псу не испытывали. По крайней мере, насколько мне известно.    Проработал я в ведомственной охране не очень долго, уволился. Но с бывшими коллегами контакт поддерживал, о Дике интересовался. К начальству он отношения (не помню уж, за сколько лет, но года четыре он «служил» точно)  не изменил, и эта черта характера Дика так и осталась для всех загадкой. Потом предприятие пришло в упадок, начались реорганизации. О Дике побеспокоились. Кажется, начальник охраны (или его заместитель) отдал Дика «в хорошие руки» - нашли ему дом и хозяев, для которых «пролетарский пёс» вскоре стал, как принято говорить, «ещё одним членом семьи».