Спектакль «Куклы» впервые был поставлен народным артистом России Валерием Беляковичем (с недавнего времени он является главным режиссёром Московского драматического театра имени К.С. Станиславского) в 2004 году. Сюжет о механических куклах, заменяющих живых актёров и восстающих против своего создателя, режиссёр позаимствовал в забытой пьесе испанского драматурга первой половины ХХ века Хасинто Грау «Сеньор Пигмалион». Основательно переработав и переосмыслив его, он создал собственный трагифарс «Куклы», который после премьеры на сцене Московского театра на Юго-Западе (театра, созданного мастером, прошедшего путь от любительской студии до профессионального коллектива) был назван критикой режиссёрской исповедью и театральным манифестом Беляковича.

   Но получилось так, что эта выстраданная, очень личная и очень личностная история вдруг оказалась интересной и близкой людям театра и театральной публике «от Москвы до самых до окраин»... Триумфальное шествие «Кукол» продолжилось на других сценах: в Нижегородском театре «Комедiя» постановку спектакля осуществил сам В.Белякович, а в Калининградском драматическом театре — ученик мастера Вячеслав Виттих. Сразу же после премьеры в БГАДТ режиссёр выпустил спектакль «Куклы» и в Пензенском театре драмы...

   В чём загадка притягательности истории о Пигмалионе и его куклах?  Безусловно, в её глубоко гуманистическом пафосе, в страстности утверждения живого, чувственного, одушевлённого театра. Но кроме того, в ней содержатся мотивы, которые понятны каждому современному человеку, нередко ощущающему себя марионеткой в театре жизни. Тем более что жизнь постоянно подбрасывает нам эти механистические, кукольные аналогии. Судите сами: процветают фабрики по производству артистов; технический прогресс в кинематографе вообще уже позволяет обходиться без живых актёров; в моду входят куклы-реборн, полностью имитирующие ребёнка-младенца, которые, видимо, будут пользоваться успехом у женщин, имитирующих кукол Барби...

   Вытеснение индивидуального, уникального — человеческого! -  начала из человеческого бытия в спектакле Беляковича вступает в конфликт с человеческой же жаждой совершенства. О нём грезит, вспоминая давний детский сон, герцог-меценат Альдукар (засл. арт.  России Виталий Бгавин), тщетно пытающийся найти воплощение своей мечты в современном ему испанском театре и страстно, яростно, с мужским охотничьим азартом бросающийся за химерой, иллюзией красоты и женственности, воплощённой в кукле Помпонине. Об этом же стремлении к нечеловечески прекрасному, идеальному миру, свободному от людских пороков и изъянов, вдохновенно рассказывает в своём монологе-исповеди сеньор Пигмалион (арт. Игорь Ткачёв), сам оказывающийся всего лишь искусным созданием подлинного демиурга, до самого финала скрытого от глаз зрителя. Собственную ущербность чувствуют, глядя на безупречные создания кукольника-гения, артисты мадридских театров (Дмитрий Евграфов, Михаил Новичихин, Андрей Терехов) и их антрепренёры (Владимир Володин, Игорь Нарожный, Алексей Огурцов, Андрей Зотов), чьё искусство уже давно омертвело и «окуклилось». В сцене контактного общения люди и куклы становятся неотличимы друг от друга, и из уст человеческих рвётся крик то ли отчаяния, то ли восхищения: «Я тоже — кукла!»

   Первый акт «Кукол» по сути становится длительной экспозицией спектакля - с многочисленными остроумными монологами и диалогами, отражающими театральную полемику последнего столетия, с эффектными вставными номерами, демонстрирующими синтетические актёрские умения кукол, с интригующей мистификацией главного героя, с зарождающейся линией любовной драмы мужчины из плоти и крови и искусственного создания женского рода. Но стремительный темпоритм спектакля и атмосфера феерии музыки, света, пластики постоянно держат зрителя в напряжении, создают у него предчувствие фантасмагорического развития событий и неожиданной развязки...

   Мир кукол в спектакле В. Беляковича предстаёт притягательно красивым и отталкивающе страшным одновременно. Эти «куклы так похожи на людей», что людям впору пристально вглядеться в собственную природу: каждое из созданий сеньора Пигмалиона  воплощает в себе тот или  иной тип человеческой натуры, взятый в его абсолюте.

   Брандахлыст (по словарю Ушакова — дрянной, пустой человек), первоначально выдающий себя за Пигмалиона, в исполнении Дмитрия Гарнова мнит из себя не только человека, а почти сверхчеловека. Раскованная, «обезьянья» пластика молодого Челентано, ужимки звезды мирового масштаба, властно и агрессивно подаваемая фраза, утверждающая могущество нечеловеческого театра:  «Это — куклы!»...  Брандахлыст, как заведённый механизм, отрабатывает свою имитационную роль, чтобы с появлением истинного (?) хозяина уйти в тень, «сдуться» до роли статиста в труппе марионеток.

   Комично преподносится соперничество кукол-женщин в театре Пигмалиона: прима-певица Дондинелла (арт. Надежда Пахоменко), прима-балерина Марилонда (засл. арт. России Оксана Бгавина) и любимое, совершенное создание Пигмалиона Помпонина (арт. Вероника Васильева), словно кошки, готовы выцарапать друг другу глаза за первенство в иерархии. Педро Каин (арт. Сергей Денисов), капитан Мамона (арт. Павел Рыжиков), Хуан-Болван (арт. Антон Йовчев), Крохобор (арт. Анна Лего), Балабол (арт. Сергей Белояров), олицетворяя различные человеческие пороки, особенно ярко раскрываются в сцене бунта против Пигмалиона. Вот где трагифарс вступает в свои права: создания из латекса и силикона мнят себя способными управлять собой и другими, распределяют роли в будущем правительстве, назначают «аристократию» и «народ». «Ты этого хотел, Пигмалион? Вот этого подобия людского?» - вопрошает самая очеловеченная, наделённая единственной способностью любить кукла Херувим (арт. Андрей Манохин) в другой, ночной, сцене, тоже по-кукольному бесстыдно пародирующей отношения внутри человеческого социума.

   Водораздел между кукольным и человеческим миром в спектакле создают две героини — герцогиня Аурелия и примадонна Помпонина. Причём живая женщина чувствует себя в своей золотой клетке куклой, а кукла искусно симулирует качества женской природы. Выбор на эти роли двух красивых, ярких, эффектных актрис — Эвелины Ткачёвой и Вероники Васильевой — заостряет углы любовного треугольника. В последний монолог Аурелии, обращённый к неверному Альдукару, актриса вкладывает всю боль, горечь и обиду обманутой и отвергнутой жены, но выстрелить в по-прежнему любимого супруга герцогиня не в силах. А вот глупая, бесчувственная кукла Помпонина возьмёт из её упавших рук пистолет, как новую игрушку, и будет стрелять в Пигмалиона до тех пор, пока выстрелы не сменятся сухими щелчками. Вероника Васильева очень жёстко, хлёстко и беспощадно рисует портрет «совершенной женщины», созданной в соответствии с мужским представлением о таковой: прекрасное лицо, совершенное тело, пленительная грация, многообещающая пластика, пустая головка, набитая опилками представлений вроде «хочу всего и сразу», и абсолютная чувственная инвалидность...

   ...Куклы умирают вместе с Пигмалионом, генератором их энергии. Игорь Ткачёв, на едином дыхании «пропевающий» невероятно длинные и сложные монологи героя, устремляющий взгляд куда-то ввысь, к неведомой мечте Пигмалиона, играет одержимого гения-фанатика и избалованного славой шоумена, но в какой-то момент марионеточная пластика его рук подсказывает зрителю, что сам кукольник — не более чем кукла, самая искусная, самая технологичная, но всё-таки — кукла. Истинный Пигмалион (засл. арт. России Иван Кириллов) появляется в финале, как античный Deus ex machina, Бог из машины, — и в этом принципиальное отличие «Кукол» В. Беляковича от «Сеньора Пигмалиона» Х. Грау. Крах иллюзии идеального театра по Беляковичу не отменяет единственной реальности живого театра — об этом устами своего протагониста автор и говорит в исповедальном монологе, завершающемся звучной патетической нотой:

   И эта жизнеутверждающая, гуманистическая интонация, с которой щепкинцы провожают публику, очень важна именно здесь и сейчас. Ведь театр, собственно, как и «мир-театр», достоин существования только в том случае, когда  он принадлежит живым людям, наделённым душой, разумом и способностью творить, а не подвластным чужой воле куклам.

   Любопытно, что заслуженный деятель искусств России, режиссёр Московского театра имени В. Маяковского Юрий Йоффе, поставивший другой премьерный спектакль сезона БГАДТ - «Утешитель вдов», тоже не может отпустить зрителя «в ночь» с тем финалом, который написан авторами пьесы, популярными итальянскими драматургами прошлого столетия Д. Маротта и Б. Рандоне. Смерть плутоватого, но в сущности очень обаятельного героя Эдуардо Палумбо разрушила бы тщательно выстроенную режиссёром концепцию и атмосферу спектакля. Ибо внутри фарсовой истории о крахе фирмы по утешению вдов «Чудо Палумбо» Ю. Йоффе обнаруживает и развивает в спектакле, видимо, очень важные для себя темы: взаимоотношения реальности и иллюзии, прагматизма и творческого служения, искусственности и искусства.

   В таком ракурсе события пьесы приобретают аллегорическое содержание. Эдуардо Палумбо у Ю. Йоффе отнюдь не банальный жиголо. Он — продавец иллюзий, творец чуда, режиссёр иной реальности. Изобретательно обставляя редкие сеансы встреч молодых вдов с покойными мужьями посредством спиритических сеансов, Эдуардо, окрылённый творческой фантазией, сам готов поверить в свой замысел, «сам обманываться рад». Дарить мечту вдовам — призвание Палумбо (здесь символично даже значение диалектного итальянского palombo — дикий голубь), и как только он отступает от него, став жертвой женского обмана, его настигает расплата: творческое или, говоря без аллегорий, сексуальное бессилие.

   Наличие второго плана в пьесе значительно усложняет постановочную задачу.  В сценической интерпретации истории, изобилующей уморительными положениями, пикантными ситуациями, нет ни одного намёка на какую-либо непристойность, излишнюю откровенность... Всё деликатно, интеллигентно и целомудренно. Потому что не «про это» - про другое! - Йоффе ставит свой спектакль. И это «другое»  диктует совершенно особую стилистику спектакля, которую сам  режиссёр обозначил как «безусловность существования в предельно условной форме». Соавтор спектакля художник-постановщик Анастасия Глебова воплощает придуманный мир Эдуардо Палумбо в невероятных, почти фантастических образах: створки арки, ведущей в потусторонний мир, распахиваются, открывая взгляду зрителя ложе в духе романов из серии об Анжелике; костюмы вдов напоминают оперение экзотических птиц — райских вдовушек... Но реальность «весомо, грубо, зримо» вторгается в фантазию незадачливого предпринимателя-художника, разрушая его иллюзии.

   Заслуженный артист России Виталий Бгавин, разумеется, невероятно красив в роли утешителя-профессионала, но его Эдуардо ещё и трогательно смешон в счастливом неведении  относительно истинных помыслов клиенток, в искреннем желании «сказку сделать былью», в стремлении к прекрасному иллюзорному (любопытна перекличка с мотивом герцога Альдукара!) миру... Радость, с которой герой дарит радость обладания хорошо сшитым костюмом бедному молодому человеку (арт. Павел Рыжиков), самого Эдуардо превращает в большого ребёнка. Ярко, юмористически оттеняет образ мечтателя Палумбо его ассистент Дженаро (арт. Андрей Зотов) — классический для романской драматургической традиции тип плутоватого, своего не упускающего слуги. И совсем другую интонацию — грубую, жёсткую вносит в спектакль артист Дмитрий Гарнов в роли оборванца Кувьелло, отнявшего у Палумбо и жену, и фирму, в его руках ставшую отнюдь не искусством, а конвейером, доходным ремеслом. С триумфом Кувьелло музыкальная тема «Утешителя вдов» - пленительная итальянская песня «Guarda che luna» в ретро-аранжировке - трансформируется в механистичный образец ди-джейского «творчества», убивающий душу мелодии.

   В галерее женских образов спектакля — обольстительных, томящихся от нереализованности собственной женственности, остро и комично соперничающих друг с другом Адальджизы Соррентино (арт. Эвелина Ткачёва) и Филумены Пальяруло (арт. Ольга Решетова), роковой женщины Грациеллы, притворяющейся очаровательной простушкой (засл. арт. России Оксана Бгавина), есть очень колоритный персонаж Кончетта Меле. В исполнении заслуженной артистки России Ирины Драпкиной немолодая вдова, исключённая Эдуардо из списка клиенток, обретает черты  феллиниевской трагикомической клоунессы. Эта нелепая, смешная, странная особа с причудливыми интонациями и жестами, неотступно преследующая утешителя вдов, -  по сути единственная женщина, которой ничего не нужно от Эдуардо. Кроме ощущения чуда, стремления в иллюзорный мир, в «прекрасное далёко», скрытое от неё за вратами волшебной арки...

   … Финал спектакля Юрий Йоффе решает фантасмагорически. Двери в мир мечты раскрываются, и троица чудаков — Эдуардо, Дженаро и Кончетта — отбывают из грубой реальности в чудесное «никуда». И в самый последний момент, как в уходящий вагон поезда метро, как в отчаливающую кабину лифта, в этот мистический портал впрыгнет девчонка с чемоданчиком денег (арт. Екатерина Йовчева), юная жена похотливого богатенького старичка (арт. Михаил Новичихин). Им предстоит сотворить новое «Чудо Палумбо», придумать новую игру, которая и станет их единственной реальностью...