На долю фронтовички М.М.Иваськовой (Филатовой ) выпало немало тяжелейших испытаний, которых бы с лихвой хватило на десятерых. Но Мария Матвеевна  судьбу за столь предвзятое отношение не винит, наоборот – искренне благодарит.  То и дело преподносимые ей  экзамены позволили закалить характер и достойно пройти отмеренный путь.

  Маше не было и шестнадцати, когда, получив благословение родителей, она решилась уехать из родного села Соломино, расположенного близ Белгорода. Дочери колхозников, от зари до зари пропадавших в поле, хотелось отведать другой жизни, в которой женщины не превращались от непосильной работы в бесплотные тени, а очаровывали и  восхищали, как и положено прекрасному полу.
  Выбор девочки пал на Харьков. Там Маша устроилась на курсы медсестер. А поскольку родители не могли ей особо помочь – в семье подрастали еще трое детей – она устроилась на деревообрабатывающую фабрику. Днем работала, по вечерам училась. Было, конечно, трудно. Но человека, выросшего в селе, сложностями не испугать.  В детстве, пока городские сверстницы чертили мелом классики на асфальте и прыгали через скакалочку,  она изо дня в день  выполняла обязанности хозяйки дома: в хате прибирала, за малышами присматривала, живность обихаживала. Словом, закалку получила надежную.
  По окончании обучения девушку отправили на практику в передвижной хирургический госпиталь. И только-только она с премудростями профессии  освоилась, как прозвучала страшная весть: война!
Маша решила остаться в госпитале. Лишние руки в сложившихся условиях медперсоналу наверняка не помешают. Тем более что она уже не новичок- неумеха, а дипломированный специалист.
  Ее взяли в штат, назначив операционной сестрой. Она поклялась себе ничем не опозорить столь гордо звучащего звания. И… потеряла сознание, обслуживая первого пациента – молоденького солдатика с раздробленной рукой. Вроде и крови было не так уж и много. Но цвет кожи…Черный, почему он черный?- пыталась понять Маша. От копоти? Или это гангрена началась? Жалко парня, ему еще жить да жить.
  Вдруг пред глазами все поплыло. Тошнота подступила к горлу. Сказать, что ей плохо стало? Нельзя, стыдно. Хорошо, если просто высмеют, а то чего доброго выгонят из госпиталя с позором. Терпеть, держаться…
  Пришедшую в себя Машу старшие коллеги успокоили и подбодрили. Дескать, в первый раз такое частенько случается.  Через дурноту да тошноту  многие проходят. Ничего, потом привыкают,  осваиваются. Постепенно втянется и она.
И действительно - втянулась. Через год даже благодарность от госпитального руководства получила с лестной формулировкой «за образцовое выполнение заданий командования, отличный уход за ранеными и больными, проявленную в работе самоотверженность».
  В 1943-м госпиталь в родных для Маши местах дислоцировался. Когда к Великомихайловке подошли, она не вытерпела, попросила дать ей увольнительную хотя бы на пару часов – близких навестить. После долгих уговоров девушку отпустили и машину сопровождения выделили.  Край-то - врагом осажденный, мало ли что случиться может.
Эта поездка  произвела на Марию тягостное впечатление. Хотелось не то что плакать – выть во всю мощь голоса. От красивейшего леса у Сосновки остались одни лишь обгоревшие пеньки. У Разумного вся земля  траншеями изрыта, воронками от взрывов искалечена. А Соломино Маша и не узнала вовсе. Все хаты либо сожжены, либо разрушены.    Лишь остовы печных труб возвышаются сиротливо.
Не стало и отчего дома – семья в погребе ютилась. Вышедшую на зов маму Мария  не признала поначалу. Та сильно осунулась, словно бы съежилась от боли и горя. Ей ведь и ранение шальной немецкой пулей пережить довелось, и малярию перенести. Еле оправилась, лекарств то нет никаких. Да и есть нечего.  Хорошо хоть младшая Машина сестренка Оля умудряется у фрицевских казарм очистки картофельные собирать. Если их запечь, ничего получается, вполне съедобно.
  А отца в 42-м в армию забрали.  Среднюю сестру – Аню - мобилизовали на восстановление разрушенного участка железной дороги.   Потом она по примеру Марии ушла в составе бригады ремонтников   на фронт. Ольга только и осталась. Одна она теперь у матери да трехлетнего братишки помошница, кормилица.
  Мама с надеждой посмотрела на Машу.  Может, вернется, хватит уж, навоевалась за три года, все долги отдала. Девушка, почувствовав близкие слезы, резко оборвала: все, хватит, не плачь, у меня времени нет. Заезжала, чтоб навестить, проведать, мало ли как все дальше сложится – война! И  наспех обняв родных,   бросилась к машине.
Ох, мама, мама, сейчас ведь самое страшное начинается.  В первое время она с подругами успевала окрестности осмотреть, когда госпиталь расположение менял. А нынче… Вздремнуть, хотя бы на полчасика отключиться бывает некогда. Раненые, сплошным потоком раненые. Сталинград…Курск… И потому рано на покой уходить, мамочка. До победы еще далеко…
  Весть об окончании войны застала 124 передвижной хирургический госпиталь в Австрии.   Что тут началось! Медсестры, сбросив наигранные степенность и солидность, бросились на кроватях прыгать, обниматься, песни петь, танцевать. На следующий день побежали  в город фотографироваться, чтоб на память будущим потомкам оставить неоспоримое документальное свидетельство: несмотря на грозный статус воительниц они были молоды, красивы и женственны.
  Несколько снимков в форме сделали. А потом приодеться надумали. Но во что? У них даже таких мелочей как заколки и ленты не было - Маша в косы кусочки бинтов вплетала.
  Спасла смекалка. По соседству с госпиталем стоял опустевший дом. Его обитатели сбежали, едва узнав про наступление советских войск. Одежду хозяева с собой забрали. А вот шторы… Пара часов работы умелых рук и – готовы отличные платьица. Со складочками, оборочками, бантиками. Подумаешь, из одной ткани сшитые. Зато фасоны разные.
  Той весной один их раненных офицеров – Александр Иваськов – в любви своей Марии признался, замуж выйти предложил. С ответом не торопил, осознавая груз «отягчающих обстоятельств». Он старше ее на 14 лет. В войну потерял жену. На руках остались двое сыновей-подростков с непростыми характерами.  Словом, прежде чем взвалить на себя такое бремя, Маша должна все хорошенько обдумать, взвесить, ведь ей несладко придется.
-А мне легко никогда и не было, - ответила девушка, давая понять, что согласна.
  Мария и Александр расписались, демобилизовались и начали поиски места жительства. Перебрали несколько вариантов, остановившись  в конечном итоге на  Белгороде.
  В переездах и рождении двоих детей – сына и дочери – прошло немало времени. Когда настала пора определяться с работой, Мария  поняла: врачом, как грезила в юности, она стать не сможет. Навык  потеряла, да и надломилось что-то внутри. Теперь для нее медицинская практика всегда будет с фронтовым госпиталем  ассоциироваться.  А сколько же можно воевать?
  Александр Васильевич устроился в отдел кадров на асбошиферный комбинат. Туда же в качестве бухгалтера пошла  работать и Мария Матвеевна. Достойно выполняя служебные обязанности, воспитывая четверых детей, она неведомым образом умудрялась активно заниматься общественной деятельностью. В домашнем архиве  Иваськовых  хранится огромное количество грамот и благодарностей – за  участие в военно-патриотическом воспитании молодежи и соревнованиях по стрельбе, работу в городском женсовете и проведение среди сослуживцев подписки на областные издания.  Эти дорогии сердцу регалии дополнили собрание  боевых наград, среди которых орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», знак «Отличник медицинской службы».
Через несколько дней, 25 августа, Марии Матвеевне исполнится 90 лет! Находиться в эпицентре дел и событий у нее уже не получается, но за происходящим в городе, области, стране она следит внимательно. И всегда готова предложить свой вариант решения той или иной проблемы. Ведь леность, безразличие, пассивность людям ее поколения неведомы. У них особый характер и временем на прочность проверенная закалка.